Трое против колдовского мира - Страница 29

Я застонал. Голову мою приподняли; я заставил себя открыть глаза и силился рассмотреть того, кто причиняет мне столько мучений. Скорее всего, боль размывала то, что было у меня перед глазами — картина получалась смазанной и зыбкой. Я лежал, лишенный тела, и видел то, что было когда-то моей плотью — сломанные кости, красное месиво…

Я с трудом разглядел своих мучителей. По крайней мере, двое из них были животными — они месили красную вязкую жижу передними лапами, черпали ее и вываливали на мои беспомощные и сломанные кости. Другой был весь покрыт чешуей, которая переливалась на солнце. Но четвертый… Дух, явившийся за мной в виде тумана? Он казался то облаком, то вдруг становился реальным, непрозрачным, потом неожиданно таял на глазах, растворяясь в зыбкой дымке… И я не знаю, то ли мое воображение делало его таким, то ли он сам менял свой облик. Но я чувствовал, что от видения исходит добро, а не зло по отношению ко мне.

Они работали сосредоточенно, в полной тишине, возились со сломанными костями и израненным телом. Так не хоронят… Никто из них не смотрел мне в глаза, не обращал внимание на то, что я вижу их действия. Спустя некоторое время мне надоело смотреть — может быть, все это галлюцинации… Только после того, как вся эта престранная четверка закончила колдовать надо мной, а призрачная незнакомка, видение, оказалась женщиной, провела по моему подбородку рукой, я встретил ее взгляд… Она по-прежнему казалась нереальной, менялась на глазах — то ее волосы были темными, то вдруг она становилась блондинкой, менялся цвет глаз, овал лица. Казалось, что в одной женщине существует множество других, и в ее власти принимать нужный ей облик. Вид ее меня так поразил, что я вновь закрыл глаза. Почувствовал прохладное прикосновение к щеке, затем кончики пальцев коснулись моего лба. Я услышал тихое пение — голос был похож на голос моей сестры, потом изменился, стал напоминать пение птиц. От ее прикосновения по телу моему разлилась приятная прохлада, которая заглушила боль — я чувствовал, как страдание покидает меня. И слушая ее волшебный голос, я думал уже, что не лежу в страшном месиве, а плыву вне времени и пространства в неизвестность. Там парили силы, неподвластные человеческому восприятию. Дважды я словно возвращался к своему телу, открывал глаза и вглядывался в лицо, склонившееся надо мной — оно постоянно менялось. Сначала ночное небо и лунный свет, потом опять голубое небо, легкие белые облака… И каждый раз я возвращался в то место, за пределы привычного мира, слыша ее пение. Я знал, что это не смерть, скорее — вторая жизнь, второе рождение.

Потом я очнулся — я был один. Голова моя была ясна, как раньше, до рассвета, до того, как я увидел жеребца на берегу реки. Посмотрел на свое тело — оно было покрыто какой-то коркой, сухой и местами потрескавшейся. Я прикован к земле. Но никто не поет над моей головой, не прикасается ко мне. Это обеспокоило меня. Я с невероятным трудом повернул голову.

ГЛАВА 11

Склон, напоминающий по форме блюдце, чуть в стороне — резервуар с той же самой красной жижей, что затвердела на моем теле. Я медленно повернул голову: снова склон и еще один резервуар с густой булькающей субстанцией. Был день — не пасмурный, хотя облака затянули все небо. Я слышал, как булькают и лопаются пузыри в резервуарах. Потом раздался еще один звук — кто-то стонал от страшной боли. Я сразу вспомнил то, что мне довелось пережить самому. Увидел: какое-то существо с трудом пробирается по краю склона-блюдца, изгибаясь, прилагая неимоверные усилия. Я понял, что оно серьезно ранено. Опять резкий вопль. Снежный барс! Его прекрасная белая шкура в крови — на боку зияла глубокая рваная рана. Мне даже показалось, что я вижу обнажившуюся белую кость. Барс полз к ближайшему резервуару, издавая мучительные и леденящие кровь стоны. Собрав последние силы, он скатился в тягучую жижу, которая тут же облепила его тело. Затем он замер, тяжело дыша и высунув набок язык, и больше не издавал никаких звуков. Казалось, он умер… Нет, я отчетливо слышал его тяжелое дыхание.

Я огляделся вокруг и увидел в ложбине еще много таких резервуаров, в которых покоились раненые. Потом вдруг ощутил, что моя боль стихла. У меня не было никакого желания двигаться, сломать засохшую корку, сковывающую меня. Потому что я почувствовал себя легко, ничто не болело, а тело наполнялось силой. На засохшей жиже остались кое-какие следы. Я присмотрелся к ним повнимательней. Значит, это не сон — я действительно был смертельно ранен, а создания в облике животных, одно из которых было покрыто чешуей, трудились надо мной под руководством меняющего свой облик духа? Эта женщина оставила отпечаток руки — такой отчетливый — над моим сердцем. Длинные тонкие пальцы, узкая ладонь — след человеческой руки, а не лапы животного. Я попытался вспомнить ту, которая меняла свои обличья…

Глаза снежного барса были закрыты, но он дышал. Жижа вокруг его тела уже почти застыла и образовала защитную корку. Как давно я здесь? В первый раз я подумал о времени. Каттея… Кемок! Сколько часов прошло с тех пор, как я покинул их, ускакав на дьявольском коне-приманке?

Надо действовать! Я попытался пошевелиться — застывшая масса не поддавалась. Я был беспомощным пленником, закованным в каменные кандалы. Что делать? Не знаю, почему я не закричал вслух. Мысленно обратился — не к тем, кого оставил на островке, нет — я позвал духа, которого могло вовсе и не существовать в этом мире: «Зачем я вам нужен»?

Что-то мелькнуло — что-то блестящее, переливающееся всеми цветами радуги, легко и быстро пронеслось над ложбиной, приземлилось на задние лапы и уставилось на меня яркими глазами-бусинками. Я не видел подобных существ в Эсткарпе, оно не напоминало никого из легенд. Ящерица? Конечно, только намного больше, чем обычное золотисто-зеленое пресмыкающееся. По-своему красивое. Существо остановилось у моих ног, дотронулось до них и подбежало на задних лапах к моей голове. Здесь оно снова замерло и стало внимательно изучать меня. И я был уверен, что в его узкой заостренной голове есть разум.